Редакторы ODR Год назад в Хабаровске начались массовые протесты в поддержку главы региона Сергея Фургала, обвиняемого по делу об организации убийства. Несмотря на штрафы и аресты, участники выходили на акции даже в пятнадцатиградусный мороз, а сам протест можно по праву назвать одним из самых продолжительных. О том, почему Хабаровск встал на защиту губернатора и как электоральная политика связана с уличной, мы поговорили с Татьяной Головой, научным сотрудником Центра восточноевропейских и международных исследований (ZOiS) в Берлине. Ее исследование посвящено протестным настроениям и коммуникации участников в социальных сетях. Open Democracy: Как появилась идея изучать то, как хабаровские протесты отражались в соцсетях? Какой вопрос перед Вами стоял? Татьяна Головая: Идея появилась с началом протестов, то есть еще прошлым летом, но реализовать мне ее удалось только к концу 2020 года. Если мы хотим изучать, как люди коммуницируют по поводу протеста, во время протеста и после протеста, то мимо социальных медиа не пройти. Тем более, в России, где традиционные медиа дают только очень усеченное представление о настроениях людей. С одной стороны, в соцсетях происходит мобилизация. Люди информируют друг друга и формируют какие-то низовые сети на уровне 100-200 человек, используя те социальные сети, которые они хорошо знают — например, Инстаграм, ВКонтакте или Одноклассники. С другой стороны, если понимать мобилизацию в широком смысле слова — не как организацию конкретной акции, а как динамику протестных настроений в ходе всех протестов, начавшихся под лозунгом поддержки Фургала — то соцсети позволяют отследить изменения настроений, их колебаний. Для анализа мы брали открытые посты в русскоязычных соцмедиа — в основном, ВКонтакте, Одноклассники, Фейсбук — за период с июля 2020 по январь 2021 года, в которых упоминались протесты в Хабаровске и Хабаровском крае, а также дело Фургала. — Есть ли различия в том, какие темы на каких платформах обсуждаются? — Да, но их немного. Например, в Одноклассниках можно найти много очень лаконичных призывов к определенным локальным акциям — причем, даже не в городах, а в поселках. На других платформах такого контента практически нет. Но в целом можно говорить о том, что темы относительно равномерно распределяются между ВКонтакте, Одноклассниками и Фейсбуком — это на первый взгляд. Более подробный анализ нам еще только предстоит. В глазах избирателей Фургал выглядел человеком, который приходит и действует — Один из самых интересных выводов Вашего исследования — это формирование двух разных протестных дискурсов: «наш» губернатор и «хороший» губернатор. В первом случае протест обоснован соображениями независимости местной власти: «у нас отняли губернатора, которого мы сами выбрали». В другом же случае речь идет об акценте на качестве этой власти: «у нас отняли губернатора, способного эффективно управлять». — Отношения дискурсов «нашего» и «хорошего» губернатора — это отношения диалектические. Мощность хабаровских протестов обусловлена именно тем, что эти дискурсы, с одной стороны, разные, а с другой — взаимосвязанные. При этом нередко эксперты и внешние наблюдатели видят только одну сторону: тема «нашего» губернатора очень заметная, ее поднимают политические комментаторы, она попадает в масс-медиа. «Наш» губернатор — это губернатор, которого мы сами выбрали, и только мы должны решать его судьбу. Требование, чтобы суд над Фургалом — открытый суд — проходил в Хабаровске, относится к этому спектру представлений. Если мы его выбрали, то мы и хотим здесь у себя вершить суд, потому что Фургал — «наш», а Москва пришла и его отобрала. Контекст 13.08.2020 Тема «хорошего» губернатора со стороны видна гораздо меньше — но она очень важна в локальном контексте. Если посмотреть видео Фургала, сделанные еще до его ареста, то можно увидеть, что он очень квалифицированно работал с социальными медиа. Он показал себя популистом в положительном смысле; показал себя, как человек, которому важно разобраться в происходящем. Например, на заседании правительства выясняется, что в школах края есть дети двух сортов: одних за родительский счет кормят горячим обедом в столовой на 119 рублей в день, а льготники питаются на 96 рублей из бюджета условным чаем с булочкой. Губернатор возмущается и дает указание: разберитесь с этим до такого-то числа. И самое важное: потом проверяет, как указание выполнено. Ситуация со школьным питанием, действительно, в хабаровском крае изменилась к следующему учебному году. Это повлекло за собой конфликт между краем и муниципальными образованиями по поводу финансирования дотаций — но в глазах избирателей Фургал выглядел человеком, который приходит и действует. Вот еще один пример: погрузка угля открытым способом в Ванинском порту. Местные жители постоянно жаловались на пыль и грязь, и Фургал пригрозил компании-погрузчику, что если ситуация в порту не изменится, то он введет чрезвычайное положение и вообще остановит работу. Была основана межведомственная комиссия для экспертной оценки роста заболеваемости в районе порта. Для людей главное, что дело не останавливается на угрозах, наоборот — ищется решение. Еще один важный в этой цепочке аргументации пример — это история с обеспечением выпускников детских домов жильем. Государство должно обеспечивать сирот квартирами, но многим никаких квартир не досталось. Бывшие детдомовцы объявили голодовку и ночевали перед хабаровским «Белым домом». Фургал вышел к ним и поговорил, показал себя как человек, с которым можно взаимодействовать. Эти сюжеты (и им подобные) приводятся как аргументы в пользу «Фургал — хороший губернатор». Действительно, стиль публичного политика давался Фургалу неплохо. Поэтому в глазах многих протестующих он не просто «наш губернатор, которого мы выбрали», но и «хороший губернатор, за которого нужно бороться». Диалектика заключается именно в комбинации этих двух элементов: мы его сами избрали, а он еще и хорошим оказался! Вот эта «хорошесть» — то есть положительные качества Фургала как политика — это то, что внешним экспертам было видно меньше. — Можно ли говорить о том, что «хороший» и «наш» — это категории, в которых с властью разговаривает не только локальный протест, но и вообще вся оппозиционная политика в России? Ведь дискуссия о Навальном тоже едет по этим двум рельсам: «не трогайте его, потому что он наш» и «не трогайте его, потому что он хороший». — У Навального проблема в том, что он «наш» далеко не для всех. Что есть Фургала и чего нет у Навального — по понятной причине — это легитимация через выборы. За Фургала выступали не только люди, которые были против его ареста как такового, но и в его поддержку как законно избранного губернатора. Это другая аргументация: мы не протестуем, мы его поддерживаем. Эта стратегия позволяет уйти от стигмы протеста — и в данном случае это возможно, потому что Фургал был официально избран. Он — человек, который осуществляет власть. Комбинация «наш» и «хороший» в данном случае — особенная. Массовые протесты возникли там, где электоральная политика оказалась связана с уличной политикой. Случай Хабаровска — это тот пример, на котором режим учится. И он научился не самым лучшим вещам, а именно: не допускать в дальнейшем такой комбинации. Они это увидели на примере Фургала, и они это увидели в Беларуси. — То есть, режиму нужно сделать так, чтобы люди не успели убедиться в том, что неугодный политик — «хороший»? — Нет, здесь дело в том, чтобы вообще не допустить такого политика к власти. Задача в том, чтобы никого «нашего» во власти вообще близко не было — то есть, не подпускать никого, вокруг кого потом могла бы собраться какая-то популярная поддержка. Это неприятное развитие, и я думаю, что оно с нами надолго. «Против Путина» — это далеко не вся повестка — Какая стратегия протеста наиболее эффективна: апеллировать к тому, что тот или иной политик — «наш», или к тому, что он — «хороший»? Все-таки на муниципальном уровне независимые депутаты еще как-то просачиваются во власть, и встает вопрос о том, какая аргументация может оказаться более эффективной, если их придется защищать от нападок власти. — Дело в том, что люди далеко не всегда хотят выступать против власти. Как раз дискурс «он хороший» это и показывает: для людей первично качество того, как ими управляют. Они не против власти — они хотят, чтобы власть была и их уважала. Это понятное, демократическое убеждение. Действительно, в России есть люди, просачивающиеся во власть, прежде всего, на муниципальном уровне. Или, например, сейчас Михаил Лобанов — математик, доцент МГУ, член профсоюза «Университетская солидарность», выступавший, среди прочего, в защиту DOXА — идет от КПРФ на выборы в Госдуму. То есть какие-то попытки проникнуть под эгидой системных партий есть — я уже говорю языком шпионских романов. Люди совсем не обязательно формируют запрос в терминах «против власти». «Против Путина» — это далеко не вся повестка. В принципе, «Единая Россия» всех достала не потому, что это партия Путина, а потому что мы хотим, чтобы нами управляли по-другому. Но пока что это скорее имплицитно присутствует — а не эксплицитно выражено. — Протестная повестка, судя по всему, действительно начинает меняться с «мы против всего плохого» на «мы за все хорошее». Люди хотят диалога с властью. — Да, люди хотят быть услышанными — это очень важный момент. Но быть услышанным не просто так, а с конкретной повесткой, с желанием наладить работающую политику, чтобы сделать собственную жизнь лучше. И, честно говоря, власти в России, в том числе в «Единой России» на местах, сами виноваты в том, что любая независимая повестка становится оппозиционной. — Та часть оппозиции, которая активно выступает за Навального, как-то взаимодействует с людьми, которые выступают за «хорошего» губернатора и которые, вообще-то говоря, не обязательно против Путина? — Необязательно, хотя сторонники Навального мобилизовывали к акциям и принимали в них участие. Это можно себе представить как parallel play, что обусловлено децентрализованным характером акций. В Хабаровске были Фургаломобили, даже не один, но не было ни одной крупной площадки, где происходила бы коммуникация лицом к лицу — слышная для всех. В разных местах использовались громкоговорители, и разные люди говорили довольно разные вещи. Одним из наиболее заметных ораторов был местный координатор штаба Навального Алексей Ворсин — у него и опыт политической организации есть. Кроме того, Хабаровску с самого начала повезло с вниманием популярных видеоканалов. Как минимум двое популярных российских видеоблогеров — Дмитрий Низовцев, ведущий ютюбного канал «Штаб Навального», и Алексей Романов, освещавший протесты в Беларуси — с местными корнями. Поэтому у них был особый интерес к теме, они следи